11:19

inmost light

Читать "Хроники Заводной Птицы" под осты из Silent Hill. Ждать выступления Акиры Ямаоки. Видеть тревожные видения-сны. Погружаться в угнетающую трясину ноября.

Это откровенное время. Важное, пронзительное, но опустошающее. Что-то внутри уходит в спячку, уступая место более приспособленному и менее живому.


Остается лишь набрать больше воздуха и сжать кулаки.


Here's a lullaby to close your eyes.
[Goodbye]

It was always you that I despised.

I don't feel enough for you to cry, [oh no]

Here's a lullaby to close your eyes,

Goodbye.


13:43

inmost light
22.10.2015 в 12:50
Пишет  Бэверли Марш:

Всем людям это нужно. Но почему с возрастом мы черствеем?

читать дальше

URL записи


15:47

inmost light
Всякий раз, желая написать здесь о чем-то внутреннем, откровенно впадаю в ступор. Вот и сейчас каждое напечатанное слово словно выдавлено и прилизано. И я не знаю, что в конце концов пересилит? Внтуренний цензор или потребность высказаться и, возможно даже, быть услышанной в этом, пожалуй, наиболее безопасном для меня простарнстве? Я не уверена, что смогу реанимировать свой дневник, но постараюсь публиковать здесь, если и не свои, то отражающие меня и мое мировосприятие идеи, мысли, статьи, поэзию.

А для начала оставлю это стихотворение Бродского.

"На прения с самим..."

На прения с самим
собою ночь

убив, глотаешь дым,
уже не прочь
в набрякшую гортань
рукой залезть.
По пуговицам грань
готов провесть.

Чиня себе правеж,
душе, уму,
порою изведешь
такую тьму
и времени и слов,
что ломит грудь,
что в зеркало готов
подчас взглянуть.

Но это только ты,
и жизнь твоя
уложена в черты
лица, края
которого тверды
в беде, в труде
и, видимо, чужды
любой среде.

Но это только ты.
Твое лицо
для спорящей четы
само кольцо.
Не зеркала вина,
что скривлен рот:
ты Лотова жена
и сам же Лот.

Но это только ты.
А фон твой — ад.
Смотри без суеты
вперед. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь тверд.

1960



16:16

inmost light


13:00 

Доступ к записи ограничен

inmost light
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

23:48

inmost light
Кто же мог знать, что Элли окажется самой натуральной портовой шлюхой? А ведь ему, Оливеру, не раз доводилось "иметь дело" с падшими женщинами, как обычно называли жриц любви церковные лизоблюды. Кто бы мог подумать, что такое юное, нежное создание, столь разительно отличающееся от своих наглых, раскрашенных, болезненных товарок, каждый вечер раздвигает ноги в похотливых объятьях очередного толстосума, разбушевавшегося моряка или трясущегося от страха и вожделения святоши? Как он мог не замечать, что в расспросах о доме или семье, Элли всегда уходила от ответа, а встречались они только ранним утром у маленькой часовни за пределами городских ворот? Теперь-то Оливер понимал, почему Элли избегала встреч в городе, где он остановился на пару недель. Боялась, что в нее будут тыкать пальцами и громко шептаться за спиной, распуская грязные подробности, боялась столкнуться с клиентами, боялась, что он узнает правду. Однако Оливер узнал. Самым что ни на есть житейским способом. Скука и определенного рода нужда привели его к дверям единственного в городе борделя. И хотя с Элли у него не было даже поцелуя, Оливер не намеревался вести монашеский образ жизни... Стоит ли говорить о том, что оказавшись в доме греха и сладострастия и увидев полуголую Элли, самую востребованную из ночных бабочек, его изумлению и негодованию не было предела! "Вот ведь какая двуличная... А я-то! Ну как дурак, как дурак!..", - ругаясь на нее, на себя и на весь белый свет, Оливер заливал гнев и обиду ромом. Но то ли ром был паршивый, то ли трактирщик-негодяй подлил ему нечто совсем отвратительное, боль никуда не уходила. И только торговец специями, что сидел за соседним столом, понимающе хмыкнул про себя: "Влюбился парень".

29 февраля 2012 года.


23:45

inmost light
Где ты сейчас, моя Айрис? Быть может, затерялась на просторах Атлантики? Или на берегу безымянного острова подпеваешь сиренам? Я представляю тебя, задумчивую и нежную, с волосами цвета раскаленного солнца и глазами-аквамаринами. Дикая, ветреная, безразличная. Золотохвостая русалка, о которой лучше не знать безрассудным и потерянным морякам. Скольких ты погубила, Айрис?.. Я бы мог любить тебя, будь я соленым ветром, предутренним месяцем, Мировым океаном. Но я смертен, болен и жалок. И даже в преддверии рока цепляюсь за подобие жизни. Не слиться нам в последнем поцелуе на дне морском среди чудовищ. Не стать тебе моей смертью, синеглазая. Так пой же колыбельную Вселенной, но не губи моряков понапрасну...

28 февраля 2012 года.


23:40

inmost light
И мне почему-то светло и грустно. И что-то необратимое свершается где-то в смутной, едва осознаваемой глубине. Что-то важное исчезает, проливаясь песком сквозь пальцы. Мое "Я" застыло в ирреальном пространстве, где небо цвета серого картона, земля пребывает в постоянном разрушительном движении: горы исчезают в доли секунды, пустыни обращаются океанами, но жизни здесь нет. Мир-клетка. Мир первородных стихий. Что я здесь делаю? Кто заточил меня? И где выход? Одно только знаю, мне нельзя заснуть. Иначе конец. Разлечусь элементами, навеки растворяясь в атмосфере хаоса, и стану частью этой безжизненной тюрьмы. Вопреки всему я должна выбраться. И вопреки всему я сохраню свет в себе.

11 февраля 2012 года.


22:53

inmost light
Тонкие нити венозных сетей
С хохотом бледных фарфоровых кукол
Ты перережешь жалами змей,
Небо наполнив ноющей мукой.

Как мотылек в дыханье огня
Сотнями нежных эфирных чешуек
Ты разлетишься, смехом звеня,
В паре со смертью порочно танцуя.

«Я сумасшедший слепой манекен…
Сердце забыло краски вселенной…
Серости чуждой жизни взамен
Я выбираю тьму и забвенье…»


02. 11. 09


inmost light
«И черный ангел оставляет свою косу у двери и садится рядом со мной для последней партии в карты»

«Ночные слова лживы и тревожны, однако именно ночью власть слов сильнее всего. По ночам Шехерезада плела свою тысячу и одну сказку, и каждая – дверь, в которую она ускользает снова и снова, а Смерть преследует ее по пятам, как голодный волк. Она знала власть слов. Если бы я не перестал искать идеальную женщину, мне следовало бы отправиться на поиски Шехерезады, высокой и тоненькой, с кожей цвета китайского чая. Ее глаза как ночь, она идет босиком, надменная язычница, не обремененная моралью и скромностью. И она коварна. Вновь и вновь она играет со смертью и выигрывает, и меняет обличье, и каждую ночь ее жестокий муж-людоед видит новую Шехерезаду, которая утром ускользает прочь. Каждое утро он просыпается и смотрит на нее в свете солнца, тихую и бледную после ночных трудов, и клянется, что больше его не проведут. Но едва опускаются сумерки, она снова плетет паутину своих фантазий, и он думает: «Еще один раз»…
В эту ночь Шехерезадой буду я».


Рукопись из наследия Генри Пола Честера
Январь 1881 г.